Женя Кучмейно .K

«Не надо врать, что ты воин, если на самом деле ты только и делаешь, что сидишь в барах и голливудишь».

Он – музыкант, но его выступления походят на сверхэмоциональный перформанс, в котором есть место и истерикам, и грусти, и свету в конце тоннеля. Пример проекта tochka K – из той истории, когда можно плакаться об отсутствии возможностей, а можно создавать искусство в полуразвалившемся частном доме в деревне. Это первое полноценное интервью с музыкантом в Беларуси, поэтому читай внимательно и расшифровывай его азбуку Морзе. 

– Давай начнем с нуля. Кто такой Женя Кучмейно и как он пришел в музыку?

– Я в музыку в детстве еще влюбился. Особенно остро это чувство проявилось, когда впервые услышал играющую на кассете песню «Атас» группы «Любэ». Кассеты же в 90-ые продавались целиком забитые «попсенью» и среди них был запрятаны одна-две нормальные песни. Так вот на той кассете это были «Атас» и «Орбит без сахара» группы «Сплин». Я их заслушивал до дыр. Позже украл у двоюродной сестры сборник «outcesticide» группы «Nirvana», и тогда меня вообще перевернуло.

Конечно, и в музыкальную школу меня мама записала. Она хотела, чтобы я и музыкантом был, и доктором, и вообще гением. 2 года я «отлабал» на скрипке, 5 – на аккордеоне, но школу не закончил. Мой учитель, ныне покойный Черняк Иван Павлович говорил: «Женя, думай про музыку. Надо, чтобы ты думал про музыку, а не о том, что ошибешься». А как думать? Аккордеон огромный, в помещении на зачете холодно, коленки трясутся. Это я уже сейчас к этому спокойствию пришел. 

Музыкой я бы так и не стал заниматься, если бы в 7 классе мне не подарили гитару. По книжке с аккордами песен Цоя началось ее освоение. Вот так я перестал играть в футбол.

– Ты родом из Ивья, но многие позиционируют тебя как выходца деревни Субботники. Почему?

– В Субботниках я записал альбом «УніСон», о котором хоть кто-то что-то узнал. Работал там учителем по распределению и параллельно писал. С помощью пиратской программы «Ableton Live» и на такие вот диктофоны «Sony», как у тебя. В полуразвалившемся деревенском доме, в котором была устроившая меня электрическая проводка и отсутствие соседей. Я мог репетировать ночами, никому не мешая, набирая форму и оттачивая концепцию. 

Я и в Минск приезжал, пробовал писаться в студии, но выходивший звук меня не устраивал. Для того, чтобы выдать нужную энергию, требуется много времени. А время – деньги. В итоге я пожертвовал качеством, но получил время на пробы.

– Ты как-то говорил, что музыка спасает. От чего?

– От закостенения. Мы взрослеем и костенеем мозгами, мне кажется. Сами себе строим «тюряги». Дело даже не в политическом положении нашей страны и не в экономическом. Это некий духовный вакуум: ты ходишь на работу и все. Некоторые начинают за деньгами гоняться, кто-то в семью погружается с головой. А нужно, чтобы постоянный духовный рост у человека был. Нужно в чем-то копаться, чем-то проникаться. Я вот люблю вибрации, музыку и хочу этим заниматься беспристрастно и беспринципно.

Фото Лерики Авсеевой

– На прошлом альбоме у тебя в песне мат проскочил. У тебя есть потребность ругаться, критиковать, как-то реагировать на внешние события? Или ты больше направлен внутрь?

Я аполитичный человек. Если борюсь, то в первую очередь с собой. Из внешних наблюдений – хочу написать песню на трасянке. Но не для того, чтобы высмеять этот язык или выставить людей, на нем разговаривающих, за дурачков. Нет. Сатиру типа Саши и Сирожы или «Разбітага сэрца пацана» сделать легко. Хочется глубокого материала, ведь на этом языке люди разговаривают всерьез. С родителями и сестрой я до сих пор на трасянке общаюсь. Я вырос на ней, а избавляться от языка детства некрасиво и неестественно.

– На сцене ты выглядишь довольно холеричным, насколько этот образ совпадает с тобой в жизни?

– Я прогибаюсь под среду и очень по-разному с людьми разговариваю. Одни скажут, что я интроверт, а другие назовут экстравертом. 

Самому мне нравятся люди, которые могут организовать работу большой команды. Вот Андрей Тарковский собирал вокруг себя кучу народа, и вместе они держали его концепцию. Я так не умею. Те же барабанные и нойзовые партии в «УніСон-е» писал сам, потому что так проще, чем кому-то объяснить, что ты хочешь.

– Гитаре не приходилось страдать из-за твоей эмоциональности так, как это происходит у звезд, крушащих инструменты и сцену?

– На одном выступлении у меня случился эмоциональный выплеск, и я чуть не сломал гитару. Но она выдержала, так что все в порядке. Мастер ругал меня, когда ремонтировал гитару. Говорит, ему приходилось перчатки и очки надевать, чтобы очистить ее от грязи. Она у меня вся заклеенная. Это своего рода коллаж из портретов Достоевского, Сартра, нотных записей учителя музыки, пуговиц от бабушки, «Сикстинской Мадонны» Рафаэля.

Есть что-то такое, что выше звука, и это никаких денег не стоит. И тогда плевать на каком по крутости инструменте ты играешь.

– А стул из-под тебя не вылетал, ты ведь нехило раскачиваешься на нем во время выступлений?

– Пока не вылетал. А раскачиваюсь я, потому что должен быть танец. Нужно стать единым механизмом, машиной, управляемой кем-то извне. Чтобы и я, и гитара, и ноги, и ботинки, и микрофон были одним целым. И если я чувствую, что маховики заработали, тогда все нормально. Когда такого нет, я сам начинаю поезд тянуть. Это ужасно, но раз на раз не приходится.

– Когда ты выходишь на сцену, ты все еще Женя Кучмейно или кто-то другой? Используешь ли ты «маски»?

– Музыка – это отражение жизни. Не надо врать, что ты воин, если на самом деле ты только и делаешь, что сидишь в барах и «голливудишь». Так нельзя. Это не искусство тогда, а погремушки на елках получаются. Ты простишь музыканту, если он «лажает», если у него гитара не настроена, если звук на сцене плохой, но только в том случае, если он будет откровенен с самим собой и слушателем. 

Фото Лерики Авсеевой

– Есть ли у тебя какой-то специальный ритуал, подготовка перед выходом на сцену?

– Я интенсивно наращиваю форму. Тут как в спорте: если не репетировать, не получится ничего выразить. Уже за неделю до концерта стараюсь быть избирательным в еде: не есть тяжелое мясо, сладкое, не пить кофе, чтобы очистить организм. 

– А вот в одном из клипов ты как раз играл другого человека. Расскажи про эту сторону творчества, все-таки наши музыканты клипы снимают не так часто, а у тебя их уже два в копилке.

– Первый клип «Хроник» снимали интуитивно. Никто до этого подобным не занимался. Сами придумывали план, концепцию. Хотелось показать духовное падение человека-алкоголика. Я очень много алкашей встречаю постоянно. И среди них все меньше интеллигентных людей или хотя бы по-христианскому добрых. У самого родственники выпивают. В общем, мы хотели показать падение этих людей, но со светом в конце. Я не люблю когда песни злые: всегда должно быть место надежде.

В итоговый вариант вошли все сцены, кроме одной, где «хроник» должен был сам себя топить в ванной. Там боевик какой-то вышел и кино. А хорошее кино – это сложно. 

Что касается второго клипа, то сняли его вообще по «панкухе» за один вечер в сарае на хуторе Шершни.

– Ты достаточно минималистичен в подаче материала на сцене. Не хочется ли прийти к большей визуализации, шоу?

– То, что вы видите сейчас – это крайне кастрированная форма того, что хотелось бы показать. В голове есть много идей, но сложно реализовать их сразу. Например, я бы хотел, чтобы перерывов между песнями не было, чтобы это была своеобразная театральная постановка.

Со светом тоже хочется работать серьезнее, чтобы разные оттенки помогали создавать необходимую атмосферу в определенные моменты. Но визуальное ни в коем случае не должно идти впереди музыки.

– Насколько просто тебе дается работа со зрителем во время концерта? Или ты полностью отстраняешься от людей, погружаясь в музыку?

Бывает, что играется тяжело. И вместо того, чтобы быть в песне, ты думаешь о совершенно посторонних вещах. В таком случае мне никто не поверит, а я хочу, чтобы верили, чтобы правда в песнях была. Пытаясь сконцентрироваться, я начинаю смотреть на определенного человека или предмет думать, кто (что) он такой (е), петь ему.

Находиться на сцене ведь очень сложно: люди в зале стоят, чего-то ждут. А я не должен заниматься оправданием чьих-то ожиданий. Хочу прошибать стены, не закрывать глаза. И это получается все чаще, чем нет. Но вот если бы была возможность устроить интенсив: 28 концертов за 30 дней, тогда бы эти умения пришли быстрее.

Фото Лерики Авсеевой

– Все вокруг уже не первый год мусолят тему отсутствия современных героев нашего времени. Как ты думаешь, почему мы бедны на цвет нации?

– У меня два варианта на этот счет. Возможно, величина героя сейчас такая большая, что мы просто не можем на данном временном расстоянии осознать это. Нам нужно пожить какое-то время и посмотреть на все со стороны, переосмыслить и понять: вот был герой, а мы ни черта не видели. Это как с Ван Гогом: человек просто не совпал со своим временем. 

Наше информационное пространство переполнено. Слишком много «музла» выходит. Слишком много рекламы. Слишком много развлечений. Слишком трудно найти что-то стоящее. Слишком сложно слушать музыку, даже стоящую, потому что все это можно получить быстро и бесплатно.

Либо же героев действительно нет. И тогда дело плохо: происходит вырождение нации. Но я верю, что они есть. Тот же Сергей Михалок: большой герой и поэт, воин. Обидно, что наша страна не дает ему возможность вещать открыто.

– А ты сам не замахиваешься на звание героя?

В мои задачи это не входит. У того, кто стремится только к тому, чтобы быть героем, ничего не получится. Либо получится, но со злой стороны. 

Для меня глобальная цель – добиться святости, духовной безупречности. Самому себе помогать и другим людям. Этакий симбиоз.

– И ничто в тебе не следит за количеством подписчиков в группе, например?

Какие-то внутренние гадости и суки следят. В каждом из нас, мне кажется, есть черти. Иначе бы у всех крылья повырастали, и мы бы в рай улетели. Или бы здесь был рай: все бесплатно, все бессмертные. Я своим знакомым говорю: ребята, если услышите от меня что-то звездное, сразу давайте мне в рожу, и говорите об этом без стеснения.

Фото Лерики Авсеевой

– А теперь любимый вопрос всех журналистов: поделись планами на будущее?

– Делается новый материал. Мы с тобой говорим, а он делается. Это безостановочный процесс. Вопрос лишь в записи: чтобы выдать новый уровень, мне нужно подрасти, соспеть. Я божился, что писаться самостоятельно больше не буду, но если не найду нужного человека (людей) для этого, то придется.

А вообще очень хотелось бы по деревням пройтись, поговорить с бабушками и дедушками. Собрать их архаичность, энергию, записать на диктофон и огранить в нойзовую, шумовую оболочку.

Евгений Кучмейно a.k.a. .K, музыкант. Родился в Ивье. Закончил Гродненский университет им. Янки Купалы по специальности историк, преподаватель истории. После этого 2 года проработал учителем в деревне Субботники, где и записал второй альбом «УніСон», который получил знатный фидбэк от критиков и слушателей. Сейчас работает звукорежиссером на Радио Гродно, вкладывая в уши местным пост-панк и трип-хоп в программах «Тихий час» и «Рок порт». Победитель конкурса «Басовішча-2016»

Cопутствующая тематика интервью люди